Рудольф Нуриев

1. Рудольф Нуриев- человек-легенда

Выполнил ученик 11б класса
Узденов Роман

2. Биография

Татарский мальчик, родившийся в недоброй памяти 38 году,
не имевший ни места рождения — он родился в поезде гдето на пути из Уфы во Владивосток, ни отчества — отец его
сам изменил полученное при рождении имя Мухаммед на
Хаммет, ни даже фамилии — его дед был безграмотным и не
умел написать её правильно, из-за чего так никто точно и не
знал, Нуреев или Нуриев. На что в своей будущей, взрослой
жизни мог рассчитывать такой мальчик? Проведший
голодное, военное детство в эвакуации в дремучих уральских
сёлах, не отмеченных ни на одной карте, привыкший к
чувству голода настолько, что перестал замечать его,
постоянно донашивавший одежду трёх своих старших
сестёр. О чём мог мечтать такой мальчик?

3.

О танце! Он мечтал о
музыке и танце! Эту
мечту
подарил
ему
невесть как оказавшийся
в избе радиоприёмник —
единственное доступное
ему развлечение. В ритме
мелодии,
услышанной
однажды из этого чуда
техники, он тут же
запрыгал по земляному
полу и уже больше не
останавливался до самой
смерти.

4.

Но всё-таки было у этого ребёнка одно сокровище,
данное ему Богом не иначе как в качестве компенсации
за всё им отнятое. Золотой ключик, открывающий
самые заветные сезамы.
Волшебная палочка,
исполняющая самые невероятные желания. Это
сокровище — дикий, своевольный, не желающий знать
никаких «так надо» или «так принято», а только «я
хочу!», характер. Какими-то неведомыми, звёздными
путями,
таинственным
генетическим
«кодом»
передали ему это сокровище его далёкие татаромонгольские предки, когда-то на долгих три века
покорившие святую Русь, которую, вообще-то, как
известно, «ни сломить, ни запугать». Факт, кстати,
который Нуриев впоследствии любил напоминать
своим однокурсникам по Вагановскому училищу…
Впрочем, возможно, Бог тут ни при чём, а
«компенсация» эта выработалась у него как реакция на
те условия, в которые с первых лет жизни он был
поставлен.

5.

Это богатство, как и всякое
богатство, имело двойственную
природу и оказывало двоякое
влияние.
Оно
принесло
ему
мировую славу лучшего танцовщика
XX
века,
многомиллионное
состояние
и
репутацию
скандалиста, дикаря и самодура,
вечно стоящего в позиции «один
против всех». Позиции, которая,
впрочем, являлась для него не
только привычной с детства, но и
одной из любимых, наряду со
многими балетными, и нисколько
не была в тягость. В школе, в
Вагановском училище, во всех
театрах и труппах, где он работал, в
Союзе и за границей он неизменно
оказывался в моральной изоляции
от сверстников и коллег, белой
вороной. За то, что не хотел быть и
не был таким, как все, не умел и не
хотел идти на компромиссы, за
прямоту
суждений,
резкоcть
высказываний, демонстративный
эпатаж и откровенный вызов
общественному мнению и устоям.

6.

В Советском Союзе, где
существовала уголовная
статья за гомосексуализм,
Нуриев был первым, не
скрывавшим
своей
нетрадиционной
сексуальной ориентации.
Не эпатировал и не
выставлял её напоказ, а
спокойно
признавал.
Более того, особо и не
старался скрыть своей
связи с выдающимся
датским
танцовщиком
Эриком
Бруном,
приезжавшим в 1961 году
с гастролями в труппе
Американского
балетного театра в СССР…

7.

Вести себя таким образом в обществе, тем более в
«высшем» обществе, в котором ему приходилось
существовать, — привилегия гениев. Однажды на
официальном приёме, в присутствии английской
королевы, ему стало жарко, и он спокойно снял
туфли и, поставив их рядом с креслом, продолжал,
как ни в чём не бывало, сидеть босиком. Нет-нет,
не ждите обычной в таких ситуациях фразы
«разразился
страшный
скандал»,
все
присутствующие, включая королеву, предпочли
притвориться, что ничего не заметили. Гений
заставил общество принять его правила игры,
одним жестом отменив общепринятые…

8.

Но это будет много позже, а пока Рудик только что
пошёл в школу в Уфе. Он плохо учится, не ладит с
одноклассниками, зато с удовольствием
занимается на уроках национального башкирского
танца, введённых в школьную программу. Его
дневник пестрит учительскими замечаниями, а
характеристики — формулировками типа: «Нуриев
очень нервный, подвержен приступам гнева, часто
дерётся с одноклассниками». Состояние драки
станет для него вообще привычным в жизни…

9.

В десять лет он поступил в танцевальный кружок при
Уфимском дворце пионеров, выдержав свой первый
экзамен при поступлении. Но его дарование уже тогда
было слишком заметно. Ему повезло впервые в жизни.
Он
попадает
в
хорошие
руки
сначала
к
профессиональной танцовщице Анне Удальцовой,
выступавшей ещё в кордебалете у Дягилева, затем — к
педагогу, бывшей артистке Кировского театра Елене
Войтович, руководившей детским национальным
ансамблем
«Журавлиная
песня».
Поражённые
необыкновенным талантом ученика, они советуют ему
ехать в Ленинград и поступать в хореографическое
училище. Однако отец, сделавший себе армейскую
карьеру политрука, и слышать не хочет ни о каких
танцах, презрительно зовёт сына «балериной» и
настаивает на том, чтобы он получал «мужскую»
профессию. Но бес противоречия под именем «я хочу»
уже вселился в Нуриева и скоро подаст голос наружу…

10.

Летом 1955 года в Москве
проходил
Фестиваль
башкирского
искусства,
на
котором должен был выступать
ансамбль Войтович. Нуриева в
списке участников, едущих в
столицу, не было. Но накануне
отъезда оказалось, что один из
солистов ехать не может, и
Рудольф упрашивает взять его,
обещая до выступления выучить
свою партию. Учил он её так
усердно, что из-за перегрузки
мышц получил травму, на
лечение которой обычно уходит
не
меньше
месяца.
До
выступления — четыре дня. Но
ведь он уже в Москве, на пороге
своей мечты, такого шанса
судьба дважды не предоставляет!
И он выходит на сцену и танцует,
забыв про травму!.. В родную
Уфу он вернётся уже только
через тридцать два года, чтобы
попрощаться
с
умирающей
матерью…

11.

Этим же летом он явился в знаменитое здание на улице
зодчего Росси в Ленинграде прямо в кабинет директора и
заявил с порога: «Я Рудольф Нуриев. Я хочу здесь учиться!»
Он ещё мало что умел, но бесовский огонь бил из его глаз, а
бешеная экспрессия — из стройной фигуры, так что
комиссия дружно сказала: «Да!» Одна из старейших
преподавателей училища, Вера Костровицкая, сказала ему:
«Вы можете стать блестящим танцовщиком, а можете и
никем не стать. Второе вероятно». «Никем»?! Не для этого
Нуриев уезжал за тысячи километров от дома! Он не
обиделся на Костровицкую, наоборот, до конца жизни
вспоминал о ней как о выдающемся педагоге, которая одной
фразой придала ему дополнительную мотивацию и
благодаря которой он сумел стать великим танцовщиком.
Впрочем, истовость в учёбе распространялась только на
занятия хореографией. Общеобразовательные предметы
Нуриев, как и в школе, продолжал игнорировать, считая, что
танцовщику они ни к чему.

12.

В 1958 году Нуриев оканчивает училище имени
Вагановой и — неслыханно для выпускника! —
получает приглашения сразу в три ведущих
профильных театра в стране: Ленинградский
Кировский и московские — Большой и
музыкальный им. Станиславского.

13.

В 1961 году, летом, театру предстояли большие гастроли в
Париже и Лондоне. По условиям контракта труппа должна
была включать в себя молодёжь, и Нуриева в последний
момент включили в список. Впрочем, зарубежная
резидентура получила подробные инструкции на его счёт,
так что всё, казалось, было под контролем…
Неизвестно, задумывал ли Рудольф Нуриев бежать заранее
или это решение пришло к нему экспромтом как реакция на
складывающуюся в ходе гастролей ситуацию. Скорее, судя
по известным обстоятельствам, второе. После окончания
парижских гастролей ему неожиданно вручили билет до
Москвы, объясняя это тем, что он должен выступать на
правительственном концерте в Кремле. «Я почувствовал,
как кровь отхлынула от моего лица, — вспоминал он позднее
об этом моменте. — Танцевать в Кремле, как же... Я знал, что
это повлечёт: я навсегда лишусь заграничных поездок и
звания солиста. Меня предадут полному забвению. Мне
просто хотелось покончить с собой». И Нуриев стал
«репетировать» тот самый «прыжок к свободе».

14.

Когда артисты театра
прибыли в аэропорт, к
нему было уже всё готово.
Его приятельница Клара
Сент,
приехавшая
в
аэропорт
якобы
проводить
Нуриева,
обняла его и сказала на
ухо: «Ты должен подойти
к
тем
полицейским
напротив и сказать: «Я
хочу
остаться
во
Франции». Они обо всём
предупреждены». В это
время два «человека в
сером», почуяв неладное,
молча
встали
перед
Нуриевым.
Резко
оттолкнув их, он начал
разбег…

15.

«Я принял решение потому, что у меня не было другого
выбора. И какие отрицательные последствия этого
шага ни были бы, я не жалею об этом», — писал он в
автобиографии. Знал ли действительно Нуриев о том,
другом выборе? Вот выдержка из служебной записки
тогдашнего председателя КГБ А. Шелепина в ЦК КПСС:
«3 июня сего года из Парижа поступили данные о том,
что Нуриев Рудольф Хамитович нарушает правила
поведения советских граждан за границей, один уходит
в город и возвращается в отель поздно ночью. Кроме
того, он установил близкие отношения с французскими
артистами, среди которых имелись гомосексуалисты.
Несмотря
на
проведённые
с
ним
беседы
профилактического характера, Нуриев не изменил
своего поведения...» Как знать, как знать, не
подтолкнули ли эти «профилактические беседы»
Рудольфа Хамитовича к его решению?..

16.

Последствия, однако, лично для него превзошли самые
оптимистичные ожидания. Нуриев сразу стал солистом
Королевского балета в Лондоне, спектакли с его
участием проходили при охране конной полиции.
Вскоре он стал партнёром знаменитой Марго Фонтейн.
Когда они начинали танцевать вместе, ей было 43 года,
Нуриеву — 24, но именно она стала инициатором их
партнёрства, которое обогатило — в прямом и
переносном смысле — обоих. После классической
«Жизели», «Маргарет и Арман», поставленного
специально для них Ф. Аштоном, и «Баядерки» в
постановке М. Петипа, возрождённой Нуриевым, о нём
заговорили как о величайшем танцовщике XX века. В
1964 году после «Лебединого озера» на сцене Венской
оперы их вызывали на сцену восемьдесят девять раз!
Такие «высокие отношения» не могли, конечно,
ограничиться лишь творчеством. К сожалению, дочь,
рождённая Фонтейн от Нуриева, вскоре умерла…

17.

15 лет танцевал Нуриев на сцене
Лондонского
Королевского
балета. Кроме этого, были
труппы
ещё
нескольких
европейских
стран,
США,
Австралии.
Он
исполнил
практически
весь
мужской
репертуар классического танца,
работал с известными на весь
мир хореографами, такими как Р.
Пети,
Ж.
Бежар...
Но
предвкушаемый многими — и в
первую очередь самим артистом
— его творческий союз с
Баланчиным так и не состоялся.
Нуриев хотел, чтобы великий
хореограф
написал
балет
специально для него, но Джордж
Баланчин был, может быть,
единственным человеком, не
любившим
Нуриева
и
не
скрывавшим
этого.
Их
единственный
совместный
проект, которому маэстро дал,
возможно, скрытно-говорящее
название
«Мещанин
во
дворянстве»,
остался
незаконченным из-за болезни
Баланчина.

18.

В 1983 году Нуриев принял
предложение парижской «Грандопера»,
став
одновременно
солистом,
хореографом
и
директором. И снова здесь он
оказался
в
привычной
и
любимой своей роли — один
против всех. Труппа, и до его
прихода разрываемая интригами
и скандалами, теперь сплотилась
против
нового
хореографа.
Нуриев
требовал
беспрекословного подчинения, а
артистам были не по душе
некоторые
привычки
в
поведении шефа и его манера
общаться. Война, ведшаяся все
шесть лет пребывания его на
этой должности, закончилась в
пользу «сильного» Нуриева,
сумевшего создать из труппы
единый ансамбль.

19.

В конце 1984 года врачи вынесли ему страшный
диагноз — СПИД, к которому, впрочем, Нуриев
отнёсся вполне спокойно. Он лечился, применяя
новейшие препараты, и продолжал работать. Он
прожил с этой болезнью в общей сложности 12 лет
(к моменту диагностирования она уже развивалась
в организме 4 года), что, по общему мнению
врачей, является запредельным сроком, и не
просто прожил, а работал почти до последнего дня.
Нуриев не мог представить себя вне танца и вне
сцены.

20.

Он умер 6 января
1992
года,
по
словам
его
лечащего врача,
тихо,
без
страданий.
Похоронен на Сен
Женевьев-Де Буа,
недалеко
от
могилы Андрея
Тарковского.

21.

Фигура Рудольфа Нуриева — одна из самых
«знаковых» не только в современном балете, но и
во всём европейском искусстве XX века, и одна из
самых противоречивых. Кто-то сказал про него,
что «элитарное искусство классического балета в
случае Нуриева превратилось в «попсу». Может,
это и правда. Во всяком случае его жизнь была, а
его смерть стала похожа на грандиозное шоу
двадцатого века, в финале которого герой, подобно
Нерону, мог бы сказать: «Какой великий артист
умирает!»