659.13K

Category:

philosophy

Литература и игра

1.

8. Литература и игра
8.1. Игра: из истории понятия
8.2. Типология игры в художественной
литературе

8. Игра. Из истории понятия
1.
2.
3.
4.
Литература по теме
Шиллер Ф. Письма об эстетическом воспитании человека
Хейзинга Й. Человек играющий
Лотман Ю. «Пиковая дама» и тема карт и карточной игры в русской
литературе XIX века
Бодрияр Ж. Соблазн
Фридрих Шиллер (1759-1805).
«Письма об эстетическом
воспитании человека» (1794)

3.

1. Игра. Из истории понятия
Фридрих Шиллер (1759-1805)
«Письма об эстетическом воспитании
человека» (1795)
Работа была написана на основе событий
во время Французской революции.
Эстетическая концепция зиждется на
этическим и эстетических идеях философа
И. Канта.

4.

Фридрих Шиллер. Письма об эстетическом воспитании человека
Письмо 15 содержит рассуждения об игре. Рассуждая о жизни и
красоте, он пишет об игре.
«… Что же мы назовем простою игрою теперь, когда мы знаем, что из
всех состояний человека именно игра и только игра делает его
совершенным и сразу раскрывает его двойственную природу?
… В добре, в совершенстве человек проявляет только свою серьезность, с красотою же он играет.
… Разум в одно и то же время говорит: человек должен только играть
красотою и только красотою одною он должен играть… И чтобы это,
наконец, высказать раз навсегда,— человек играет только тогда, когда
он в полном значении слова человек, и он бывает вполне человеком
лишь тогда, когда играет».

5.

Йозеф Хёйзенга «Homo ludens»
Йозеф Хёйзенга (1872-1945).
В 1938 г. «Homo ludens».
Индивидуальная и общественная жизнь,
все историческое и культурное развитие
человечества описывается в терминах
игры и как игра.
Сущность феномена игры и значение ее в
человеческой цивилизации.
Гуманистическая основа концепции,
прослеживаемой на разных этапах
истории культуры многих стран и
народов, - склонность и способность
человека облекать в формы игрового
поведения все стороны своей жизни.

6.

Качества игры по Хёйзенге
Ощущение и ситуация игры дает
максимально возможную свободу ее
участникам. Они реализуются в рамках
контекста, который сводится к появлению
жестко очерченных правил – правил игры.
Нет контекста – нет правил.
Игра – всеобъемлющий способ человеческой
деятельности, универсальная категория
человеческого существования.
Игра распространяется на все, в том числе и
на речь.
Игра несовместима с насилием.
Нравственные поступки свидетельствуют о
должном соблюдении “правил игры”, ведь
нравственность есть не что иное, как
укорененная в прошлом традиция.

7.

Хёйзинга: «Игра старше культуры»
«С давних пор я все более определенно шел к убеждению, что
человеческая культура возникает и разворачивается в игре, как игра.
Игра старше культуры, ибо понятие культуры… … в любом случае предполагает
человеческое сообщество, тогда как
животные вовсе не дожидались
появления человека, чтобы он научил их играть. … В своих наипростейших
формах, в том числе и в жизни животных, игра есть нечто большее, чем чисто
физиологическое явление либо физиологически обусловленная психическая
реакция. Игра – это функция, которая исполнена смысла. Всякая игра что-то
значит. Назвать активное начало, которое придает игре ее сущность, духом –
было бы слишком, назвать же его инстинктом – было бы пустым звуком».
«Психология и физиология занимаются тем, чтобы наблюдать,
описывать и объяснять игры животных, а также детей и взрослых. Они
пытаются установить характер и значение игры и указать место игры в
жизненном процессе. То, что игра занимает там весьма важное место, что
она
выполняет необходимую, полезную функцию, принимается
повсеместно и без возражений как исходный пункт всех научных
исследований и суждений».

8.

Хёйзинга: «Игру нельзя отрицать»
Следовательно, она не может быть обоснована никакими
рациональными связями, ибо укорененность в рассудке означала бы,
что пределы ее – мир человеческий.
Существование игры не связано ни с какой-либо ступенью
культуры, ни с какой-либо формой мировоззрения. Каждое мыслящее
существо в состоянии тотчас же возыметь перед глазами эту
реальность: игру, участие в игре – как нечто самостоятельное,
самодовлеющее, даже если в его языке нет слова, обобщенно
обозначающего это понятие.
Игру нельзя отрицать.
Можно отрицать почти любую
абстракцию: право, красоту, истину, добро, дух, Бога. Можно отрицать
серьезность. Игру – нельзя.

9.

Зачем нужна игра?
«… но в чем же, собственно, сама суть игры?
Почему ребенок визжит от восторга? Почему
игрок забывает себя от страсти? Почему
спортивные состязания приводят в неистовство
многотысячные толпы народа?"

10.

Хёйзинга: игра – в основе мифа и поэзии
«С помощью мифа люди пытаются объяснить земное,
помещая основание человеческих деяний в область божественного. В
каждом из тех причудливых образов, в которые миф облекает все
сущее, изобретательный дух играет на грани шутливого и серьезного. В
мифе зачинаются великие движущие силы культурной жизни: право и
порядок, общение и предпринимательство, ремесло и искусство,
поэзия, ученость, наука. И все они, таким образом, уходят корнями в ту
же почву игровых действий.
Игра – это не только слова. Каждый из поэтов в свою очередь
сравнивал мир с подмостками, где всякому приходится играть свою
роль».

11.

Хёйзинга: игра творит историю, игра творит культуру
Концепция Хёйзенги опровергает труд как культурообразующий
фактор истории, ведь игра старше культуры, игра предшествует
культуре, игра творит культуру - таков лейтмотив концепции
Хейзинги.
По его мнению, поэзия родилась в игре и стала жить благодаря
игровым формам. Музыка и танец были сплошь игрой.
Мудрость и знание находили свое выражение в освященных
соревнованиях. Право выделилось из обычаев социальной
игры. На игровых формах базировались улаживание споров с
помощью оружия и условности аристократической жизни.
Культура в ее древнейших формах "играется". Анализ истории
культуры под знаком игры сопряжен с жизненными процессами
и катаклизмами современного сознания.

12.

Хёйзинга: последствия утраты игры
Западная культура уже в ХХ веке теряет игровую традицию;
где похоже, что она играет, - игра эта фальшива. Сейчас порча, разрушение культуры, уходящей от своих истоков.
Игра,
наполненная
эстетическими
моментами,
"проигрывающая" и творящая духовные ценности, - ранее
культуросозидающий фактор, - ныне переродилась в суррогат
игровой деятельности - в спорт. Он превратился в научнотехнически организованный азарт. Из единства духовного и
физического он сохранил низменную физическую сторону.
Культурная игра - игра общественная и общедоступная. Чем
больше в ней участников и меньше зрителей, тем
плодотворнее она для личности.

13.

Хёйзинга: даже искусство теряет игру… Нужно возродить
игровую природу
• Духовное напряжение культурной игры утратило даже искусство. В
искусстве обособились две стороны художественной деятельности:
свободно-творческая и общественно-значимая. Масса людей
потребляет искусство, но не имеет его необходимой частью своей
жизни, тем более не творит его сама.
• В ХХ веке происходит путаница игры и серьезного. Подмена
природной игры, ее ценности. Работа, долг, жизнь не
воспринимаются современным человеком серьезно, и, наоборот,
игровая деятельность приобретает серьезный характер.
• В современной жизни царит суррогат игровой деятельности:
темперамент переросших детей и мудрость юношеских клубов. Путь
преобразования культуры ученый видит в распространении нового
общественного духа. Необходимо возродить в широком культурном
сознании первозданную игровую природу. В "Человеке играющем"
предложена альтернатива духовному кризису.

14.

За что – Хёйзинга?
• Концепция "культуры-игры" конструирует своего рода образную
модель культуры, базирующуюся на гуманистических ценностях,
вступивших в противоречие с реальностью ХХ в. Такие понятие, как
закон, порядок, благородство, честь, порядочность, свобода,
бескорыстие, душевное равновесие, коллективность, гармония и
целостность личности, определяют игровую альтернативу. Тесны и
многообразны узы, связующие игру и красоту. Игра пронизана
ритмом и гармонией, ей присущи радость и изящество.
• "Стремление к более прекрасной жизни наполняет общество
элементами игры". Но не игра может быть культуросозидающим
фактором. Подлинная культура требует "благородной игры".
• Хёйзинга выступает против произвола игровых форм
и варварства заигравшегося человека.

15.

Лотман о картах
ЛОТМАН Ю.М. ТЕМА КАРТ И КАРТОЧНОЙ ИГРЫ В РУССКОЙ
ЛИТЕРАТУРЕ НАЧАЛА XIX ВЕКА // Труды по знаковым
системам. 7: Памяти Петра Григорьевича Богатырева / Отв.
ред. З. Минц. Тарту, 1975. (Учен. зап. Тартуского гос. ун-та.
Вып. 365). С. 120–142.
Юрий Михайлович
Лотман,
1922-1993

16.

ТЕМА КАРТ И КАРТОЧНОЙ ИГРЫ
В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
Подобно тому, как в эпоху барокко мир воспринимался как огромная,
созданная Господом книга и образ Книги делался моделью многочисленных
сложных понятий (а, попадая в текст, делался сюжетной темой), карты и
карточная игра приобретают в конце XVIII — начале XIX вв. черты
универсальной модели — Карточной Игры, становясь центром
своеобразного, мифообразования эпохи…
С одной стороны, карточная игра есть игра, то есть представляет собой
модель конфликтной ситуации. В этом смысле она выступает в своем
единстве как аналог некоторых реальных конфликтных ситуаций. Внутри
себя она имеет правила, включающие иерархическую систему
относительных ценностей отдельных карт и правила их сочетаемостей,
которые в совокупности образуют ситуации «выигрыша» и «проигрыша»…
…С другой стороны, карты используются не только при игре, но и при
гадании.
Когда у Пушкина мы встречаем эпиграф к «Пиковой даме»: «Пиковая дама
означает тайную недоброжелательность. Новейшая гадательная книга»8, а
затем в тексте произведения пиковая дама выступает как игральная карта —
перед нами типичный случай взаимовлияния этих двух планов.

17.

Жан Бодрийяр. Путь к «Соблазну»
(Jean Baudrillard; 1929–2007) —
французский философ,
культуролог, социолог,
писатель и публицист, одна
из крупнейших фигур
гуманитарной науки второй
половины XX века.
«Соблазн» (1979), в России перевод в 2000.

18.

Жан Бодрийяр. Путь к «Соблазну»
• Современную эпоху называет эрой гиперреальности — надстройка
определяет базис, труд не производит, а социализирует,
представительные органы власти никого не представляют.
• Современную эпоху характеризует чувство утраты реальности.
• Искусство должно выполнить критическую и терапевтическую
функции по возвращению реальности.
• Он обвиняет марксизм в неадекватном изображении
предмодернистских обществ, главную роль в функционировании
которых играло вовсе не материальное производство, а
символический обмен.
• В работе «Символический обмен и смерть» (1976) развивает свою
концепцию символического обмена.
• Генезис капитализма берет начало из докапиталистических
социальных отношений, ставящих в центр не производство, а
дарение и обмен.

19.

Жан Бодрийяр.
Симулякры. Путь к «Соблазну»
• Ввёл
понятие
гиперреальность
как
развитие
марксистского
понятия
надстройка.
Основа
гиперреальности
—
симуляция.
Единицами
гиперреальности являются симулякры — знаки или
несамотождественные феномены, отсылающие к чемуто другому, а потому симулятивные.
• Исходя из постмарксистской доктрины, развил учение о
трёх порядках симулякров:
• копии,
• функциональные аналоги;
• собственно симулякры, т.е. все современные
феномены,
включая
деньги,
общественное
мнение и моду. Они функционируют по принципу
символического обмена.

20.

21.

Жан Бодрийяр. И слово в СМИ, медиа
• С середины 1970-х в исследует новых средств массовой
информациии и коммуникаций.
• 4 января 1991 в газете «Libération» выходит его статья
«Войны в Заливе не будет». Посвящена действиям
массмедиа в ходе подготовки войны в Персидском
заливе 1991 года.
• Переработанный вариант статей лёг в основу книги
Бодрийяра «Войны в Заливе не было». И анализа
феномена СМИ, осуществляющих распространение
сведений о событиях в реальном времени.
Изображение события на телеэкране как бы заменяет
собой саму реальность, делая «излишним» само
событие.

22.

Жан Бодрийяр. «Соблазн»
«Быть обольщенным —
значит быть совращенным от
своей истины. Обольщать —
значит совращать другого от
его истины. Эта истина станет
отныне ускользающей от
него тайной».

23.

Жан Бодрийяр. «Соблазн»

24.

Жан Бодрийяр: «Страх быть обольщенным»
• Пусть даже соблазн — страсть или судьба, чаще всего верх
одерживает обратная страсть: не поддаться соблазну. Мы
бьемся, чтобы укрепить себя в своей истине, мы бьемся
против того, что хочет нас совратить. Мы отказываемся
соблазнять из страха быть соблазненными.
• Все средства хороши, чтобы этого избежать. Мы можем без
передышки соблазнять другого, только бы самим не уступить
соблазну — можно даже притвориться обольщенным, чтобы
положить конец всякому обольщению.

25.

"The Collector" (Коллекционер), фильм и роман, иллюстрирует это безумие.
Главный герой безуспешно пытается соблазнить молодую девушку. Заставить ее
полюбить себя он тоже не может (хотя нужно ли ему обольщение, нужна ли
спонтанность любви? Конечно, нет: он хочет вынудить любовь, навязать соблазн).
Тогда он похищает ее и запирает в подвале сельского дома, предварительно
оборудованном как раз для такого рода времяпрепровождения. Он устраивает ее,
заботится о ней, окружает самым тщательным вниманием, но пресекает любые
попытки к бегству, расстраивает все ее уловки, он не смилуется над ней до тех
пор, пока она не признает себя побежденной и обольщенной, пока не полюбит
его "спонтанно". Со временем в этой вынужденной близости между ними
завязывается род смутного, неясного взаимопонимания: однажды вечером он
приглашает ее отобедать "наверху", не забыв, конечно, о всевозможных
предосторожностях. Тут она на самом деле предпринимает попытку обольщения
и предлагает ему себя. Быть может, к этому моменту она уже любит его, а может,
просто хочет обезоружить. Наверняка то и другое. Как бы там ни было, этот ход
вызывает в нем панический ужас, он бьет ее, оскорбляет и снова бросает в
погреб. Он теряет к ней всякое уважение, раздевает и делает порноснимки,
которые собирает в особый альбом (вообще-то он коллекционирует бабочек —
как-то он и ей с гордостью продемонстрировал свою коллекцию). Она заболевает,
впадает в беспамятство, его она больше не занимает, скоро она умирает, он
закапывает ее во дворе. Последние кадры показывают его в поисках другой
женщины, чтобы так же заточить ее и любой ценой соблазнить.

26.

«…Он предпочитает ревнивое очарование коллекции мертвых объектов —
мертвый сексуальный объект ничем не хуже какой-нибудь бабочки со
светящимися надкрыльями — соблазну живого человека, который потребовал бы
от него ответ-ной любви. Лучше уж монотонная завороженность коллекцией,
гипнотизм мертвого различия — лучше уж одержимость тождественным, только
бы не соблазн другого. Вот почему с самого начала догадываешься, что она умрет,
но не потому, что он какой-нибудь опасный маньяк, а потому что он существо
логическое, и логика его необратима: соблазнить, не поддавшись соблазну, —
никакой обратимости.
…Всегда ли чары, которыми опутывается другой, пагубны? Быть может, это
мстительная реторсия чар, которыми он опутал вас и которые теперь обращаются
против него самого? Что за игра здесь ведется — не играли в смерть? В любом
случае, эта игра куда ближе к смерти, чем безмятежный обмен сексуальными
удовольствиями. Соблазняя, мы всегда должны расплачиваться тем, что сами
поддаемся соблазну, т.е. отрываемся от самих себя и делаемся ставкой в
колдовской игре…
…Соблазн есть нечто такое, что завладевает всеми удовольствиями, всеми
аффектами и представлениями, даже всеми грезами, чтобы переиначить их
первоначальную динамику в нечто совсем другое — в игру более острую и более
тонкую, ставка в которой не знает ни кон-ца, ни начала, не совпадает ни с
влечением, ни с желанием.

English Русский Rules