297.65K
Categories: biographybiography literatureliterature

Л.Н. Толстой

1.

Побывав за границей , у писателя
осталось такое мнение о школах ,
находящихся там:
Вот выдержка из его дневника: «Был в
школе. Ужасно. Молитвы за короля, побои,
все наизусть, испуганные, изуродованные
дети».

2.

про войну и мир Работая над эпопеей «Война и мир», Толстой
не переставал думать о детях, их воспитании, о школьной
работе. В письме к А. А. Толстой в 1865 году он пишет: «Я
все много думаю о воспитании, жду с нетерпением времени,
когда начну учить своих детей, собираюсь тогда открыть
новую школу и собираюсь написать резюме всего того что я
знаю о воспитании и чего никто не знает, или с чем никто не
согласен».

3.

Какое значение придавал Л. Н. Толстой своей работе над «Азбукой», можно судить по
следующей выдержке из одного его письма к А. А. Толстой: «Гордые мечты мои об этой
азбуке вот какие: по этой азбуке только будут учиться два поколения русских всех детей
от царских до мужицких и первые впечатления поэтические получат из нее и что, написав
эту азбуку, мне можно будет спокойно умереть».

4.

Подводя итог..
Чем можно объяснить глубокий интерес величайшего из писателей к вопросам
воспитания детей народа? На этот вопрос отвечает сам Лев Николаевич. Он пишет:
«Когда я вхожу в школу и вижу эту толпу оборванных, грязных, худых детей с их светлыми
глазами и так часто ангельскими выражениями, на меня находит тревога, ужас, вроде
того, который испытывал бы при виде тонущих людей. Ах, батюшки! Как бы вытащить! И
тонет тут самое дорогое, именно то духовное, которое так очевидно бросается в глаза в
детях. Я хочу образования для народа только для того, чтобы спасти тех, тонущих там
Пушкиных, Остроградских, Филаретов, Ломоносовых. А они кишат в каждой школе».
Лев Николаевич был потрясен своим открытием. «Мне и страшно, и радостно было, как
искателю клада, который бы увидал цвет папоротника: радостно было потому, что вдруг,
совершенно неожиданно, открылся мне тот философский камень, который я тщетно
искал два года,— искусство учить выражению мыслей; страшно потому, что это искусство
вызывало новые требования, целый мир желаний, не соответственный среде, в которой
жили ученики, как мне казалось в первую минуту. Ошибиться нельзя было. Это была не
случайность, а сознательнее творчество».
English     Русский Rules